Антон Белов: «Мы все-таки музей для всех. Хотя и нестандартный»

The Art Newspaper Russia, 2 августа 2018 года

Директор «Гаража» рассказал TANR о том, как изменится возглавляемая им институция в ближайшие годы

Музею «Гараж» десять лет. За это время с ним произошли заметные изменения. Он превратился из центра современной культуры, который во многом был площадкой для привозных выставок — они были восхитительны, мы по ним скучаем, — в музей современного искусства с самостоятельной программой. Могли бы вы назвать основные этапы этого пути?

Мне кажется, важным, переломным был 2010 год. У нас появилась образовательная программа, и стало понятно, что выставки без комментариев — это все-таки намного меньше, чем если в них есть дискуссионно-образовательная платформа. Потом был переезд из великого здания авангарда — Бахметьевского гаража — в Парк Горького. В то время в парке был платный вход, стрельба по ночам, старые аттракционы. Так что переезд был не только большой и рисковой операцией, но и началом строительства новой жизни. Тогда же возникла издательская программа: и самостоятельная, и совместная с Ad Marginem. Важным было появление Саши Обуховой — с ее приходом наш архив значительно увеличился. Развитие, например, инклюзивного направления или то, что мы сейчас вырабатываем экологические стандарты для музейной институции, для нас также очень важно.

Все это замечательно, но отчасти ваша деятельность дублирует работу других музеев современного искусства, а грандиозных выставок, таких как Марка Ротко, никто не может привезти. Связаны ли эти изменения, такие естественные и позитивные, все-таки, как кажется со стороны, с урезанием бюджета?

После выставки Ротко у нас было множество блестящих проектов. Выставку Луиз Буржуа, например, невозможно считать маленькой. Выставка Такаси Мураками тоже была масштабным проектом, по сути, ретроспективой — от самых ранних серий до последней грандиозной скульптуры.

То есть с бюджетом ничего не случилось?

Наоборот, «Гараж» стал зарабатывать сам — благодаря частным патронам и спонсорам, выручке от билетов и программе лояльности, которая значительно увеличилась за эти годы. Мы оперируем сейчас большими суммами, просто из-за того, что и направлений деятельности стало больше. Например, у нас есть летние программы кинопоказов и концертов.

Значит, вы опять экспортируете выставки. Той же Буржуа — не вы же ее составляли?

Мы не можем все выставки собирать сами. У нас пока нет такого ресурса. Выставка Буржуа готовилась три года, но мы участвовали в ее подготовке. Как раз сейчас мы переходим от варианта импорта к изначальному обсуждению проекта с институциями. Например, сегодня мы уже обсуждаем с международными коллегами совместные выставки на 2022–2023 год. Мы можем производить один блокбастер раз в два-три года.

Давайте теперь перейдем к зданию. Оно у вас прекрасное, на мой взгляд, выдающееся архитектурное произведение. Не оставили ли вы идею реставрации «Шестигранника» Ивана Жолтовского? Скелет этого памятника архитектуры стоит в парке, как на кладбище: его и разобрать нельзя, и переделать невозможно.

«Гараж» — очень смелая организация, нам никогда не хочется идти на какие-то компромиссы. И по поводу «Шестигранника» у нас тоже смелый план. Мы видим себя как некую кампусную систему, состоящую из нескольких блоков-территорий. Думаю, через пять-семь лет возникнет совершенно иная конфигурация «Гаража» как институции. Наша цель — создать уникальный опыт переживания искусства, как на улице, так и внутри разных многофункциональных зданий. Где-то будет очень публично, где-то — рассчитано на специализированную аудиторию и профессионалов от искусства. При этом станет больше мероприятий на улице, мы хотим больше взаимодействовать с аудиторией, которая в парк ходит, а в музей нет.

Следующая тема — зрители. Вы представляете себе своего зрителя? Можете его описать?

Да. Это молодая женщина от 18 до 35 лет с высшим образованием, которая интересуется современной культурой, кино, театром и искусством.

Она приходит одна, без партнера?

По-разному, но большей частью с семьей, с друзьями, с партнером. Для нас было открытием, что «Гараж» многие начали воспринимать как место проведения досуга, культурного познания, посещения лекций или кино. Это действительно очень здорово, потому что та молодежь, которая изначально с нами росла, взрослеет. Аудитория «Гаража» всегда была молодой: она наиболее открыта, у нее больше свободного времени. По статистике, к нам больше всего приходит людей от 18 до 35 лет, но у нас также растет количество посетителей старше 60 лет и детей, потому что у поколения, которое выросло вместе с «Гаражом», начали появляться дети. И это действительно здорово. Мы все-таки такой, знаете, музей для всех. Хотя и нестандартный.

Образовательные программы, лекции, концерты, кинопоказы есть почти во всех музеях, московских по крайней мере. В чем же ваша исключительность?

Представьте: вы идете по парку и видите, что вот здесь все прозрачное; вы заходите просто поинтересоваться, что же это такое; входите, видите инсталляцию — и с вас никто не требует билета.

Они просто прохаживаются?

Они ходят в музей, в кафе или на открытые мастер-классы. Во множестве музеев, чтобы попасть на лекцию или мастер-класс, ты должен купить билет. У нас совершенно другая система. Сейчас в будни здесь много людей: кто-то назначает встречи, кто-то встречается с друзьями, кто-то работает. И это важно, что в музей не обязательно приходить, чтобы посмотреть выставку. Музей должен быть местом познания, функция музея — это не просто собирание и хранение, а просвещение.

Давно ли вы были в других музеях как зритель?

Нет.

Мы поговорили о музее — давайте поговорим о директоре. Первое время многим казалось, что вы, как бы это сказать повежливее, директор декоративный, а руководство идет из Лондона. Мне кажется, что это было хорошо, потому что англосаксонского, как вы говорите, опыта в московской жизни не хватало, а для музейного сообщества вы были человеком ниоткуда. Но изменилась политика музея, и ваши функции перестали быть декоративными. Чему вас научила эта работа?

С самого начала мои функции не были декоративными. Я мог делать все, что считал нужным.

А как вы знали, что надо делать, если никогда не занимались музеями?

Конечно, я знал, составил план. У меня были две недели на изучение структуры «Гаража» и его планирования, и на основании этого я написал стратегию, которую учредители посчитали адекватной. У меня там не было конкретных шагов, только генеральная стратегия: что нужно вводить, что изменять.

Откуда она возникла?

Образование мое научное. У меня в моем научном учреждении был мой научный руководитель, академик Елютин. И когда я начал писать кандидатскую работу, он сказал: «Мы вас ничему не учим конкретному — мы вас учим учиться».

Какой это был вуз?

Московский институт стали и сплавов. По образованию я физикохимик по высокотемпературным процессам, материалам и нанотехнологиям. Но в любой сфере, куда ты ни придешь, перед тобой стоит задача выучиться. И я изучил проблему, посмотрел технологии, которые существуют в мире, и в какой-то момент просто понял, в какой фазе находится «Гараж» и куда он должен двигаться с точки зрения институционального развития. Для меня стала ясна, например, проблема нахождения центрального офиса в Лондоне. Я сразу понял, что это не даст развиваться локальному: ни менеджменту, ни кураторам, ни инициативам образовательным или научным. Ну потому что так невозможно! И эти все моменты мы просто переструктурировали.

Вы изменили какие-то свои представления, изложенные в плане десять лет назад?

Конечно. План начал меняться буквально через пять-шесть месяцев, потому что реальность стала вносить свои коррективы. Чувствовал ли я себя ответственным перед частью музейного сообщества? Да. Больше всего поддержки я получил именно от музейных директоров. Михаил Борисович Пиотровский — я без преувеличения могу сказать — больше всех меня поддерживает в каких-то инициативах. Даже в тяжелые периоды для «Гаража», когда мы переезжали, именно Пиотровский давал интервью, где упоминал нас и хвалил, поскольку он понимал: должна появляться какая-то новая жизнь. И множество проектов мы делаем при поддержке, во взаимодействии с директорами музеев — от Третьяковки и Пушкинского до Музея архитектуры, ММОМА и даже ГЦСИ, несмотря на все нюансы их текущей жизни. То же самое в международном плане. Честно сказать, музейного директора не поймет никто, кроме другого директора музея: ни кураторы, ни финансовый директор. У нас у всех есть кусок функции: художественный, финансовый, менеджерский, технический, фандрайзинговый, — но все равно на директоре музея замыкается то, что ты не можешь описать одним словом. И я думаю, что как «Гараж» признан как институция, так и я признан как директор, что мне очень приятно.